Все-таки куда предпочтительней тихо-мирно сдохнуть, а не доставлять медикам лишней работы и не переводить редкие, а от того ценные медикаменты. И больничный персонал неизменно об этом напоминает: не вслух, так - общим пренебрежением. В больнице редко моют руки, перестилают простыни раз в несколько недель, не знают одноразовых инструментов и вполне могут забыть прикрытый одеяльцем труп на денек посреди коридора. Тут пахнет гнилью и спиртом. Пахнет болезнью, затхлостью, сигаретами из кабинета глав.врача. Пахнет пирожками и жиром из гнойного отделения. По коридорам ковыляют вязаные-перевязаные нелюди, в столовой стучат тарелками по подносам и созывают на обед - на обед у них луковый суп, в лучших традициях домов призрения.
Каа - глав.удав, как шутят местные - редко осматривает больных сам. Чаще работают те, кто пониже. Насвистывая, надраивает полы, гоняя по ним грязную воду, Амур собственной персоной. Медиков мало, больных - много. И если инфекции мифологических тварей берут плохо, то венеры, бронхитов и лишних технических отверстий от ножевых - хоть отбавляй.

"НУРОФЕН ФОРТ" - за спиной владельца продуктового висит огромная линялая растяжка. Под надписью - портрет улыбающейся девочки с хвостиками, вызывающий нездоровое оживление у всех жителей Союза, чей рацион в прошлой жизни составляли дети. Хозяина магазина все так и зовут: Нурофен. Он не говорит, только хрипло дышит и гневно пыхтит, когда нелюди не понимают по жестам, чего он от них хочет. Даже цену показывает на пальцах, и короткопалые толстые ручки с веснушками и курчавой рыжей шерстью смотрятся гротескно, когда показываются из-под слишком низко провисших рукавов его черной хламиды. Нурофен вообще личность примечательная: не снимает капюшона, молчит, не покидает своего прилавка. Похож на обрюзгшего дементора габаритов юного гиппопотама, если дементоры, конечно, умеют страдать отдышкой и накручивать в заморозки такие цены, что город вынужден еще туже затянуть пояса.
Продуктовый сотрудничает с фермой, рыболовами и егерями. Сюда стягиваются продукты разной свежести: часть расходится по талонам, часть идет за наличность. Далеко не все тут свежее, и мерзковатый душок подгнивших фруктов и склизского, тронутого слизью мяса вполне ощутим. За тяжеловесными витринами лежат куски вырезки и синеватые пупырчатые куры. На крюках сверху - колбасы, с укором смотрят свиные головы, по углам - гирлянды сухой рыбы. Фрукты и овощи в деревянных ящиках. Чем дешевле продукт, тем чаще его выбрасывает в Лес, и тем чаще егери несут его в магазин: чаще всего прилавки завалены копеечным дерьмом. Блоки Беломорканала, мутные соки в банках, вязанки лаврового листа и огромные батареи кильки в томате, которую Лес посылает порой настолько щедро, что особо голодным ее раздают даром.

"Какие виды биологического материала вы готовы предоставлять клиентам? Нужное подчеркнуть".
"Какие виды эмоций вы готовы предоставлять клиентам? Нужное подчеркнуть".
"Способности к регенерации и восстановлению органов?"
Нужное подчеркнуть.
Потенциальные работники заполняют развернутую анкету на полсотни пунктов. Это важно: кому нужна шлюха, которая умеет танцевать у шеста, но не может отдать ноль-два крови и полноценную порцию добротного животного ужаса за вечер? Вот и богиня любви думает - никому.
"Любовью" здесь и не пахнет. За потертые рубли и контрабандный товар на ночь (или хотя бы час) можно снять кого душа пожелает: мужчину, женщину, гермафродита, бога или нечисть. Или даже человека. Для особых любителей знать, что там уж точно ничего не регенерирует и не отрастет. Работники заведения продают себя целиком. Продают кровь - вампирам, плоть - любителям плоти, эмоции - энергетическим пиявкам, секс и танцы - всем остальным. Орел, терзавший в незапамятные времена Прометея, имеет здесь постоянного донора печени, а цербер просто захаживает поностальгировать о старой работе, когда скопит денег. Персонал борделя крайне живуч и благополучно выработал иммунитет к боли, для избытка же седых волос всегда найдется краска.
Полноправная хозяйка тут одна. И ее боятся, эту кукольную блондинку с эллинистически плавными формами и синим взглядом - боятся за крутой нрав, умение быть жестокой и револьвер с девятью пулями. Десятую она всадила ровно промеж глаз зарвавшемуся клиенту, лишний раз доказав своим протеже, что шутить с женщинами опасно, а с богами опасно вдвойне.
Мэрия платит работникам борделя за часть клиентов, жизненно нуждающихся в боли или эмоциях. Они приходят сюда раз в месяц, с талонами. Остальные выкладывают деньги, случается и бартер. Приватный танец за курицу и мешок картошки, когда за окном минус пятьдесят, и когда голодно? Случается и такое.

Будь на месте сфинкса, хозяйки этого дома, кто послабей - ее подопечных сожрали бы в день их появления в городе. В каждом маленьком ребенке есть по двести грамм печенки и целый холодильник нежных рубленых котлет. Но у Лауры тяжелый взгляд, еще более тяжелая когтистая лапа и серьезное влияние в городе. Поэтому подопечные живут хоть и не шибко хорошо, но живут, кушают по утрам манную кашу и время от времени вырастают во вполне приличных нелюдей.
Дом стоит на задворках спальника, рядом с серыми облезлыми многоэтажками и рекой. У него желтые блеклые стены, покатая крыша и огороженный двухметровым забором с колючей проволокой двор. Под крылышко к Лауре, Дажьбогу и его жене попадают все беспризорники, попавшие в Союз до шестнадцати лет, и родившиеся тут, но оставшиеся без родителей. Растут, с грехом пополам получают азы образования. Иногда, правда, умирают от простуды, как значится в документах (и ходят слухи, что у простуды большая пасть и любовь к детям), но это редко. Большинство живет при детском доме до совершеннолетия и выпускается в свою комнатку в коммуналке, в большую жизнь.
Единицы усыновляют, но это процесс долгий и муторный, да и желающих по пальцам одной руки за все время можно пересчитать.

По совместительству промтоварный магазин, магазин готовой одежды (повседневной, верхней, выходной, белья), книжный, сувенирный, мебельный. Секонд хенд. Какой угодно. Здесь хватает разной ерунды.
Полное самообслуживание: в длинном барачном помещении со снесенными внутренними стенами навалены горы хлама - выбирай что хочешь и иди на кассу. Старые кресла, пледы, ватные одеяла, автомобильные запчасти, шапки и кружевные чулки, двенадцатитомник Голсуорси лежит на полке рядом с детским учебником математики для шестого класса. Тут же, при Всячине, есть и ломбард. Можно за треть цены сдать практически любое свое имущество.

Находится за городом, на самой границе с Лесом. Лесные твари скот не трогают. А если пытаются трогать, то быстро находят упокоение в одной из шести собачьих пастей Сциллы и еще долго пугалом висят на шесте. В те же пасти, только с прямой дорогой в желудок, отправляются воришки и нерадивые работники.
Сцилла и Харибда - две здешние хозяйки. Преотвратные, если начистоту, твари в истинном облике, в человеческом они тоже красотой и дружелюбием не блещут. Кроме них на ферме работают местные, за деньги и продукты выпасающие скот, чистящие многочисленные хлевы, доящие коров и коз. Работы много, и она тяжелая: трава на огороженных полях отрастает практически моментально, как и деревья в Лесу, но чтобы начисто освободить ее от снега требуется немало усилий. Стада коров, коз, овец и сотня свиней обеспечивают мясом, молоком и шерстью практически весь город.

С диско шаром, светящимися новогодними гирляндами и настоящей музыкой. И коллекцией пластинок. В клубе устраивают вечерние дискотеки, театральные постановки (на которые приходят со своими стульями или рассаживаются на полу), застолья, встречи мэра с горожанами. Двухэтажное старое здание в самом центре.

Также в городе есть библиотека, несколько баров (по совместительству - едален с дерьмовейшей едой), заброшенная лодочная станция на берегу реки,, мельница там же, несколько мастерских для тех, кто умеет работать по дереву, выделывать мех и шерсть и шить. Множество разрушенных и нежилых зданий. Заброшенный театр.